Логопедические тексты

Аргентинский авиасалон

На аргентинском авиасалоне авиаторы анонсировали абсолютно авангардную авиамодель из алюминия. В агрессивном антагонизме с администрацией аэродромов авиаконструкторы адаптировали авиаконструкцию к автострадам. Адвокаты администрации аэропортов адресовали авиаторам адекватную апелляцию.

 

Брюнеты и блондины

Безусловно, блондин в бархатных брюках, батистовой блузе с бахромой и белой бабочке брутальнее близорукого брюнета с бакенбардами в бежевом берете.

В будни брюнета будит будильник, блондина — Биг-Бен и большеглазая брюнетка.

В быту брюнет бывает бюджетным бюрократом. Брюнет бережно берет бальзам и бодро бреется, буржуазно бормоча бестактности и брызгаясь.

Беззаботные блондины блаженствуют в богемной бильярдной, а брюнеты? Брюнеты безнадежно больны беллетристикой и бегут в букинистическую библиотеку будто на банкет.

Брюнет-банкир — беспрерывно богатеющий на бирже барометр бизнеса, беспокоящийся о будущем благополучии бездомных. Блондин будет бить баклуши, с бухты-барахты баллотироваться в бухгалтеры и бесконечно брать больничный по банальному бронхиту (блондин болеет бронхитом, брюнет — за бурятский бобслей).

В бумажнике брюнета банкноты, в бумажнике блондина – билеты на балет (в бенуар) и благотворительный бал.

Блондин беззастенчиво болтает с балеринами, бездарно бренчит на баяне, безжалостно бьет в барабан, беспечно балаганит, баламутя бомонд. Брюнет блещет, беседуя о балладах Бёрнса и Бахе.

В багажник блондин бросает бадминтон, бутылку бренди и бутерброды с бужениной; брюнет — большой блокнот и Библию.

Блондин берет багеты в буфете, с белоснежного блюда, брюнет — в ближайшей булочной.

Брюнет беспомощно барахтается в бассейне, а блондин безбожно бравирует  бицепсами в ближайшей бане.

Блондин багровеет, брюнет бледнеет.

Вишневое варенье

Вечереет.  Августовский ветер освежает воздух, а в воздухе веет возвышенным вдохновением и волшебством. Весьма волнительно в свой выходной вальяжно развалиться возле веера развесистой вечнозеленой хвои.

Вот вафли, а вот вишневое варенье с его великолепным вкусом, вокруг которого вращается весь вечер. Великолепному вкусу вторит внешний вид, волнуя воображение и возвращая воспоминания о воскресных вечеринках. Внимательно взглянув на высокую вазу с вишневым вареньем, невозможно не взволноваться. Во-первых, вишневое варенье — возможность весело провести вечер. Во-вторых, от вазы с вишневым вареньем веет свежестью, внушающей уверенность.

Освоившие варку вишневого варенья из свежих вишен, вероятно, всегда выбирают варенье взамен всякой всячины в виде ветчины и винегрета. Вполне выгодный вариант — вишневое варенье с ванилином (ванилин взбивается венчиком).

Впрочем, вряд ли возможно вразумительно выразить восторг вишневым вареньем. Вишневое варенье — вечная вещь, вот и всё.

 Городские горизонты

Город с его гиганскими габаритами и геометрическими галереями гаражей, гостиниц  и гастрономов – гавань гармонии или агрессивный загазованный генератор греха?

Мегаполис – не огненная геенна, а горячий гейзер. Благополучие бегущих в погоне за богатством господ гармонирует с игрой огней на гладких гранях городских магистралей.

Городские зигзаги, изгибающиеся дугой, поглаживают глаз и гипнотизируют фотографов.

Город с его глянцевой глазурью гламура и глобализацией угнетает гипертоников и граждан с гипертрофированным глубокомыслием.

Год за годом городские глубины заглатывают горделивых гурманов из глубинки и гастролирующих гурьбой  гнусавых газетчиков.

Город грустит, гуляет, оглушает и взглядывается в глаза граждан. Пугающий дороговизной городской досуг загадывает догадливым горожанам галантные загадки.

Город гасит гелиевые гирлянды огней, но не гаснет.

Гробовщик Григорий

 

Гробовщик Григорий в телогрейке по графику грустно сгребал граблями гравий, загребая грубо, но грандиозно.

Где-то гудел граммофон с грампластинками, а Григорий с прогрессирующей подагрой гремел граблями у ограды типографии и грезил. Под градусом Григорию грезились не грабовые гробы с гравировкой, а греческое гражданство и гречка с грибами из погреба.

Согреваясь горячей грелкой и граненым графином с грушовкой, Григорий грипповал и грыз гренки.

Грабли — агрегат грубый, граничащий с регрессом. Награжденный на конгрессе гробовщиков грамотой за нагрузку Григорий грешил графоманией, но монография Григория об агротехнике орфографически проигрывала и Лингред, и Мегрэ.

От перегрева Григорий груздно взгромоздился на гранитный громоотвод и, грустно гримасничая и громогласно грозя грачам эмиграцией, грубил гражданам.

 

 

Д-В. Куда девать ведро воды

Выйдя из дворницкой во двор, дворник дальновидно отодвинул ведро с водопроводной водой двадцатидневной давности от деревянной двери дворницкой. Видимо, ведро, дарованное дворнику деверем к двухлетней годовщине, довольно давно подавляло дворника самодовольным видом.  Не вдаваясь в двусмысленные детали, дворник вдохнул, выдвинул ведро и с удвоенным вдохновением довершил задуманное. Двенадцать доверчивых дворняжек удивились возбужденной диверсии дворника. Произведенное дворником движение создало давку удивленных двенадцати дворняг у входа в дворницкую.

Д-Дж. Удивительные джентльмены.

Юджин Бонд – двоюродный дядя Джеймса. Джеймса Бонда.

Юджин Бонд – джентльмен, а  джентльмен никогда не должен удивляться. Джентльмен должен удивлять и неожиданно удаляться, достигнув задуманного.

Кодекс поведения джентльмена: сдержанность, здравомыслие, самообладание. Поведение денди – парадигма модерна, а джентльмен – адепт традиций, не следующий моде.

Добротность одежды, продуманность деталей, непринужденное и непродолжительное дефилирование среди дам, благородная отчужденность диктуются джентльменским кодексом. Подчеркнутое самодовольство и диафрагмальное дыхание дополняют имидж джентльмена.

Джентльмен всегда бодр и здоров. Движения джентльмена динамичны. Двадцать  десятилетий душ для джентльмена – ежедневная необходимость, диктуемая кодексом поведения.

Дядя Юджина Бонда, Реджинальд Бонд из Девоншира, дальновидный дальтоник, джентльмен с врожденным достоинством, обладал редкой эрудицией без занудного педантизма. Реджинальд Бонд, десятилетиями день за днем пропадавший на Дерби, предпочитал дорогие принадлежности для бильярда и дичь. «Давиться десертом – не для джентльмена. Десерт – для дам», – рассуждал дядя Юджина.

Дважды в день дядя Реджинальд переодевался в длиннополый двубортный пиджак и джемпер из джерси. Однажды перед обедом дядя Реджинальд увидел  джентльмена в джинсах. Душа дяди не выдержала вида джинсов, и дядя Реджинальд с достоинством удавился. Другие джентльмены сдержанно не удивились.

Дамы… С дамами джентльмен деликатно соблюдает дистанцию, но дамы всегда довольны дифирамбами джентльмена.

Даже дама-дурнушка рядом с джентльменом – леди.

Джентльмен не должен дразнить одну даму при другой даме. Джентльмен дразнит дам наедине.

Давным-давно одна молодая дама без предупреждения преподнесла дядюшке Реджинальда Бонда  из Эдинбурга Джону Бонду, дальнему родственнику дядюшки Поджера, неожиданный щедрый подарок – двойню (девочек-двойняшек). Дядюшка Джон, будучи джентльменом, не удивился и с достоинством обсудил с молодой дамой декабрьскую лондонскую погоду.

Джентльмен доверяет другим джентльменам, но взаимодействует, не соединяясь.

И недавно представленный джентльмену джентльмен, и давнишний друг – джентльмены. Диалог двух джентльменов должен доставлять одинаковое удовольствие каждому джентльмену.

–    Да, – думает один джентльмен.

• Да, – догадывается об идеях джентльмена другой.

Два джентльмена довольны друг другом.

Дальновидность и деловитость джентльмена драпируются видимой непринужденностью в ведении дел.  Кодекс поведения предписывает джентльмену праздность, а владение недвижимостью освобождает от необходимости долго трудиться.  Для джентльмена не допустимы труд дантиста, обсуждение диет и денежных дел. Дипломатическая должность допустима, но джентльмен всегда предпочтет должности джин.

«Даже удачное произведение должно создаваться джентльменом под псевдонимом», – диктовал для дневника дядюшка Джон. И добродушно добавлял: «Джентльмен никогда не должен удивляться и давать повод для пересудов».

Юджин Бонд – одаренный дилетант, одухотворяющий досуг. Юджин предпочитает дела для удовольствия.

Необдуманные суждения, демагогия и депрессия дискредитируют джентльмена. Джентльмен, по недоразумению невыгодно продавший недвижимость и обедневший, забудет об обеде, но не о бильярде в понедельник. Доверяя другим джентльменам, джентльмен не допустит, чтоб другие джентльмены догадались, что джентльмен довольствуется цилиндрами с прошлогодней распродажи и донашивает пиджаки из  «секонд-хэнд».

Джентльмен добежал бы  и догнал бы уходящий дилижанс, но имидж не дозволяет. При других джентльменах.

Имидж – кредо джентльмена. Два года назад в деревне Д. джип одного джентльмена раздавил джип другого джентльмена. Джентльмены не удивились, подняли раздавленные цилиндры, сдержанно поздоровались и забодали друг друга. Вдребезги.

Джентльмен – не деспот и не демагог.

Джентльмен – всегда и везде джентльмен.

Живой журнал как жаропонижающее

Куда катится культура?

 

Коммерциализация кинематографа, картины, культивирующие некачественное… Куда катится культура? К крикливому кичу! Кинокомпании клепают компьютеризованное кино, в котором с колоритной конкретностью клишируются комедиантство, копеечный комфорт и косноязычие. Когда-то киноискусство канонизировало кодекс коллективизма, а короткометражное кино конкурировало с крупномаштабными киносериалами.

Культура под каблуком коммерции комбинирует комедию с культурой кабаков и казенных кабинетов. Киноконцерны коварно кормят киноманов культурными контактами (в кавычках). Костюмированные культовые кинокартины культоподобны кабаре и казино. Какой кошмар! Капитан Конан, капитан Крюк, капитан из Кастильи — какое количество кинокапитанов!

Коммерческое кино контролируется не критиками и кураторами, а королями кича, которые, кстати, компилируют кинозал с кондитерской с коржиками и кока-колой. Кассовое кино как коммерческая категория кинопрокатчиков конфликтует с коммуникативной культурой и книжными канонами.

Качественный киноконвейер капитулирует, а культура коллектива как конкретная культурная категория, кое-как карабкаясь, катится к концу. Количество некачественного кино, колоритного как колонка карикатуриста, каждому киноведу кажется катастрофическим.

Коммерция и конкуренция калечат культуру!

Как сколотить капитал. Краткий курс капитализма.

Каждый скажет, как кидаться купюрами по кабакам, казино, кальянным и карточным клубам, которые, как кажется, кишмя кишат компаниями капиталистов.

Каждый сколотивший капитал категорически откажется сказать, как копятся купюры и куется капитал. Кое-кто скажет про клад в кирпичной кладке или под ковриком кладовки, кое-кто – про каторгу казенных контор или короткие, но каждодневные командировки.

Капиталист в клетчатом костюме в кожаном кресле у камина– классическая, но карикатурная картина!

Ни культурный кальвинист, ни клинический клептоман, ни кассир кинотеатра, ни квалифицированный кандидат с кафедры кинетики, ни книговед не копят капиталов.

А кладовщик, который караулит каждую копейку, капающую в кошелек по капле? А кардинал, который кланяется каждому капризному клиенту, каждодневно (включая канун каникул) скрепляя клятвы? Короче, капиталистические каноны канонизированы (конечно, в кавычках).

Не кидаясь из крайности в крайность, констатируем: кто-то сколотил капитал на китайских колготках, кто-то – на кислой капусте и контрафактных конфетах, кто-то – на копченой кильке, но квинтэссенция, корень  капитализма – коррупция.  В карманы корыстных коррупционеров, которые кормятся с какого-то количества коммерческих контактов, килограммы крупных купюр катятся каскадом. Как?

Карандашные каракули в кадастре, клевета и кляузы на коллег, которые клепаются на клавиатуре компьютера, коварные кабинетные каверзы вокруг казны, контракты на капитальные конструкции, квартальные кинематографические квоты, комплект купюр в конверте  – как-то так… Конечно, это капитал с коварной кислинкой, и не комильфо, но…

Короткий кивок коррупционера – и кое у кого ключ от квартиры  в кармане!

Кстати, курьез: каждый капиталист в конце концов кряхтя скажет, как копился конечный капитал, но скроет, как капитал кроился.

 Логопедия – слово на согласный «Л»

Логопед — специалист класса люкс, кладезь логопедической лексики, любитель лингвистических головоломок, обладатель уникального стиля, легенда любого лечебного отделения.

Сложная патология личности логопатов заставляет логопеда  умело лавировать по ландшафту лабиринтов

артикуляции, лелея иллюзии об излечимости алалии, легко ликвидируя пробелы в становлении лексики дошкольника, логично отталкиваясь от гуления и лепета.

Хвалебные слова логопеда о логопедии слышал любой в лечебном отделении.

Ливень, листопад, гололед, личные проблемы не останавливают логопеда, если в планах логопеда лечение логопатов словом и любовью.

Легион логопедов  во главе с лидерами логопедии – великими специалистами в области алалии, дислалии, дислексии и остальной сложной патологии – делает логопедическое дело на «отлично».

Логопедия не для ликующих лентяев, лодырей-лоботрясов или легковесных летунов. Логопедия – для людей, любящих делать дело в условиях лимита наличности.

Логопед – не ласковая лапочка или ластящаяся лапушка, но  и кувалда, безусловно, не для логопеда.

Символ логопедической славы – не лавры, лампасы и рукоплещущие ладони, а лаконизм формулировок в логопедическом заключении.

Логопедия – полезное дело.

И прибыльное.

 

Английская культура

Английская культура

Культура Англии – результат английского климата, культивировавшего закалку,  и длительного диалога актуального с прошлым. Английская цивилизация  – королевская власть без реального политического влияния, сословные привилегии и классовые различия, стремление к стабильности, англиканство, идеализм и английский эль – наиболее рельефно проявляется при сопоставлении англичан с остальными людьми.

В англичанах парадоксально сливаются противоположные психологические линии. Англичане – благородные идеалисты и лицемерные колонисты, самодовольные индивидуалисты и законопослушные налогоплательщики, в целом безразличные к облику человека, но уделяющие полжизни благоустройству (облагораживанию) облика жилища. Англичане послушно платят налоги, и королева Елизавета согласилась уплачивать личный налог с королевских землевладений, оплачивать услуги прислуги и эксплуатацию королевских вертолетов и самолетов. Англичан отличает лояльность к инакомыслию и стремление преодолевать любые проблемы, не жалуясь на неблагоприятные обстоятельства. Англичане любознательны, но не любопытны; любезны, но улавливают лесть и лукавство. Английские бульдоги лают удивительно вежливо и благородно. В литературе англичанин, как правило, символизирует оригинальность, проявляющуюся в абсолютизации условностей и причудливом коллекционировании. В действительности, англичане не столь формальны, как представляется, но лучезарные улыбки не являются обязательными, а поцелуи и хлопанье по плечу коллеги – неприличны. Действительно, англичане подолгу молчат и включаются в диалог только после представления, но излишняя пунктуальность выглядит для англичан невежливой.

Англичанин, прогуливающийся под проливным ливнем и самовлюбленно улыбающийся – лишь легкое отклонение от правил с  подсознательным стремлением отличиться и любовью к оригинальности. Не более.

Английский ландшафт заботливо отполирован. Лоскутное одеяло разлинованных полей, зеленые холмы и долины – обязательная принадлежность ландшафта. Для англичанина неторопливые долгие блуждания по полям в начале февраля принципиально не отличаются от фланирования по центральным лондонским улицам. Английский  лозунг самообладания и полного хладнокровия «Приличный человек не охладевает от холода» перекликается с английским немногословием. Максимальная английская похвала: «Неплохо».

Влияние англиканства велико, но слабее влияния телевидения, наполненного парламентскими столкновениями, трогательными мелодрамами и футболом.

Пожалуй, лучший символ английской культуры – клуб, а главные символы английского клуба – бильярд и курительные принадлежности. Лицо любого английского клуба определяли ленивые, но галантные улыбки элитной публики – расслабленных лордов и выхоленных деловитых землевладельцев. Клуб предполагал формулировку условий членства, облегчающих соблюдение элитарности.

Изначально клубы располагались на центральных улицах Лондона,  создавались в неопалладианском стиле, отапливались и вентилировались, включали столовую, библиотеку, курительную  и салон для леди. В клубе лорды обедали, курили, играли и притворялись размышляющими. Владельцы клубов поначалу лично прислуживали лордам, раскладывая холодную телятину на ломти хлеба. Число членов было невелико, благородство лордов придавало клубам небывалый блеск. Вступление в члены клуба определялось голосованием.

В клубы не полагалось приглашать людей – не членов клуба.

В результате английского коллективизма парадоксально сложилась культура психологической самоизоляции в клубах. В столовой лорды обедали за отдельными столиками в обособленных уголках, в библиотеке читали последние журналы. Легендарная горделивая необщительность   и изоляционизм сделали английские клубы клубами молчунов.

В противоположность  салонам клуб позволял лорду полностью расслабиться, и в целом представлял модель социальности, являясь лицом коллективного оригинала. В салоне лорд вращался, а в клубе – отдыхал.

Члены клубов, развлекаясь, бились об заклад. Шулерство абсолютно исключалось.

В понедельник специальные залы использовались для балов.

Далее клубы классифицировались на клубы литераторов, театралов, журналистов, коллекционеров лошадей, любителей политики и бильярда.

В лондонском клубе «Олмакс» делами заправляли  влиятельные леди.

Формула английской леди – элегантность облика, любезность, склонность к благотворительности плюс милая слабость. Любая английская леди предельно вежлива с прислугой и деликатна с приятельницами, элегантно уклоняется от любых конфликтов и нелицеприятных слов.

В клуб «Олмакс» допускались не только популярные политики и дипломаты. Леди не любили генералов и владельцев капиталов. Членство в клубе продолжительностью в несколько недель стоило мало, главным условием членства был не капитал, а исключительное благородство и комильфо. Билет на бал выписывался только членам «Олмакса». На балах молодые леди знакомились с благородными и прославленными джентльменами, а пожилые леди сплетничали. Правила «Олмакса» отличались оригинальностью.  Лордам полагалось являться на бал с белым платком, складной шляпой-треуголкой, в панталонах до колен,  шелковых полосатых чулках и бальных туфлях-лодочках. Длинные панталоны считались слишком неформальными.

Волнение заполняло бальный зал «Олмакса». Целым ритуалом начала бала стало распределение приглашений. Леди наблюдали за ритуалом с деланным безразличием.

Главные леди лично следили за соблюдением правил, либерально относились к кадрили, недолюбливая популярный вальс и полуприличный, на взгляд леди, полонез. Но и в «Олмаксе» галантные коллективные кадрили сменились более вольными полькой и галопом и индивидуальными вальсами. Поначалу члены клуба толпились, разглядывая неуклюжих исполнителей вальса. Появление вальса на балах в «Олмаксе» иллюстрирует ослабление клубных условностей в русле эволюции  английского клуба.

Англичане – большие любители бесцельных прогулок. Прелесть английского фланирования в идеальной плавности, благородстве и горделивой медлительности прогулок англичанина-наблюдателя. Согласно английским правилам, медлительность  символизирует философию, а суетливое мельтешение простолюдинов выглядит вульгарно. Регулярно прогуливаясь по бульвару, англичанин наблюдает, выделяя мелочи и детали в случайной толпе, вдохновленный сентиментальной идиллией сельской прогулки.

Черчилль считал недальновидным заглядывать слишком далеко. Англичане не легкомысленны и дальновидны, но, как правило, заглядывают. В прошлое, обладающее удивительной притягательной силой.

 

Парижские показы

Пасмурным полднем приходят на память показы в парижском павильоне, где представлены перспективные проекты праздничных платьев Поля Пуаре.

Пространство педантично продумано. В партере – пафосные персоны, представители партии и профсоюза. На презентационном панно подобраны портреты портных, парфюмеров и парикмахеров, поражающих публику пышностью причесок и париков.

Преданные спутники парижских показов – папильотки из пергамента и пиар.

По плюшевому паласу, постеленному на приподнятый пандус, проходят по параболе парижанки, представляющие публике плиссированные платья, пахнущие пачулями. Парижанки парят над паркетом в полупрозрачных плащах, подобных полушариям плафонов.

Посмотрите на пастельные пелерины, перекинутые на плечи поверх платьев! Посмотрите на перламутровые пояса, помогающие подчеркнуть поэтичность пейзажа!

Посмотрите на персидские палантины из парчи и пушистые пальто из панбархата! Посмотрите на панамы из поплина, пригодные для прогулок по палубе или при попытках прятаться от палящего пекла под пальмами! Праздничная палитра просто прекрасна! Не показ, а парад планет!

Пальто с подбортом похоже на панцирь, предохраняющий от поражения неприятельским презрением, а платки – на паруса, поднятые противником перед победоносным походом.

По периметру подиума практически проплывает парижанка в палантине с павлиньими перьями. Пылкие поэты пытаются поймать павлинье перо, почти пополам перегнувшись через перекладины перил. Первый поэт перемахивает через перила, проделывает пару пируэтов, падает перпендикулярно плоскости паркета и по-пластунски ползет по подиуму, путаясь в подолах, пугая публику и не получая ни пера, ни пуха.

В половине пятого приезжает почтальон. Присев на подиум, почтальон показывает посылку, полученную почтой в понедельник. Почему на показе почтальон? Почему у почтальона посылка? Почему в посылке  предмет, похожий на пролетарскую пижаму? По павильону проносится паника по поводу поставок панталон и пижам в парижские пансионы из Палестины! Постепенно проясняется: почтальон просто перепутал посылки! Почтенная публика, поверхностно поколотив почтальона, преодолевает произведенный посылкой переполох и процесс праздничного показа продолжается.

В перерыве поэтам подают пармезан, персиковую пастилу, пломбир и печеночный паштет под патефон и пение профессиональных певцов. Правда, прозаики предпочитают пельмени и пенистое пиво. Периодически писатели-прозаики пишут памфлеты против пагубной привычки преклоняться перед престижем, а поэты, паразитирующие на практиках, предварительно плотно поев, произносят панегирики, по силе почти напоминающие политические пакты. Пусть прозаики пренебрежительно подзывают поэтов, произнося прозвище «писаки» – поэты полностью погружаются в питательный процесс поглощения пастилы и паштета.

В последнем показе по подиуму проходит парижанка в практически первобытном платье. С пожилого парижанина, переволновавшегося от продолжительных приятных впечатлений, падает пенсне, плотно прижатое к переносице при помощи пружины. Пожилые парижанки, предчувствуя последствия, придерживают пострадавшего за полы поношенного пиджачка, презрительно переглядываются, и, перебирая пальцами, передают пожилому парижанину просьбу предусмотрительно перейти в прохладный павильон для пенсионеров.  Пока пожилой парижанин протестует против позорного перехода в прохладный павильон, прекрасная парижанка переодевается в практичное платье простого покроя, и побагровевший пылкий пенсионер покидает павильон, переполненный плоскостопием и печальными переживаниями.

После показа павильон похож на пепелище: пол пестрит порванными перчатками; поэты пытаются подобрать просыпанный пармезан; польские паны и пани пакуют в пакеты платья с презентации и парами пешком перемещаются на перрон паровозного парка. Правильно, не переплачивать же за prêt-à-porter.

 

Правила проведения пикников

 

Пора познакомиться с правилами проведения пикников, поражающих популярностью в последний период.

Пионеры пикников – парижане (piquer – «поклевать»). Причем питание на пикнике – просто повод; причина пикника – погожая пятница и прелестный пейзаж. Пикник не проводят с претензией, как протокольную процедуру для поддержания престижа.

Помните: пикник – не приятельская пирушка на пригорке. Пикник – полноценный пир под покровительством природы.

Перечислим преимущества пикника перед простым приемом пищи:

Пикник позволяет пафосной перфекционистке с профессорским профилем перевоплотиться в простушку и погреться подле потрескивающих поленьев.

Пикник позволяет провести праздник просто, но приятно, прохаживаясь по поляне в просторном платье.

Пикник примиряет противоречия представителей противоположных полов.

Правила позволяют поехать на пикник под псевдонимом, прикинувшись простодушным простаком.

Пятнадцать правил, полезных при подготовке пикника:

1.Проработайте подробный план предстоящего пикника, предотвращая появление проблем предельно продуманной программой. Попытке провести пикник впопыхах предрешен полный провал. Если пикник планируется на пятницу, приступайте к подготовке не позднее понедельника.

2.Пораньше проснитесь и поднимитесь с постели (поздний подъем с постоянным позевыванием препятствует полноценному пикнику).

3.Для профилактики перегрева или переохлаждения перед поездкой переоденьтесь, повяжите платок поверх прически, подберите подходящее платье.  Помните: в правильно подобранных платьях проще пилить поленья поперек.

4.Переобуйтесь: придется преодолевать препятствия и перешагивать через преграды, подбирая подолы.

5.Проверьте, прочно ли пришиты помпоны, пряжки и пуговицы на пиджаке, чтобы не провести полдня, ползая по поляне в поисках последних при потере.

6. Положите половину продуктов в портфель (продуктовые пакеты подальше от парфюмерии, покрыв плотной пленкой), половину – в прорезиненный портплед.

7.Перед поездкой на пикник пересчитайте публику, проведя перекличку. Перед поездкой с пикника проверьте присутствие персон, повторив перекличку.

8. Не приглашайте на пикник пискливых подростков.

9.К пункту проведения пикника практичнее подъехать поездом или приплыть пароходом, предварительно пометив пункт прибытия в планшете. Прогулка от перрона (пристани)  позволит пройтись по полям и перелескам, подыскивая подходящую поляну.

Помните: переходить пути принято перед поездом, а не позади.

10. Пожалуйста, предотвращайте пожары! Подкладывайте поленья пирамидой, поджигайте и поддерживайте процесс, периодически понемногу подбрасывая поленья при прогорании. При проблемах просите о помощи приятелей.

11.Плотно поешьте, но не переедайте в попытке поглотить полный пансион или попробовать полмира. Не пополняйте полчища пациентов с патологией пищевого поведения.

12.Подобно пассажирам плацкарты, на протяжении пикника принимайте приятное положение.

13.В процессе пряток прячьтесь в парке – не прячьтесь в пруду.

14.Придерживайтесь предварительно продуманного плана на протяжении пиршества, не позволяя под предлогом плохой погоды перенести пикник с прекрасной поляны в палисадник поблизости.

15.Прибранная после пикника поляна – признак порядочности и пример для подражания. Не пренебрегайте приличиями!

Послесловие к правилам: при полной порче продуктов и полном провале плана просто понаблюдайте за перелетными птицами.

 

Помимо плана, понадобятся продукты, посуда и полезные предметы:

полностью пропекшийся пирог;

предварительно потрошенный и поджаренный поросенок;

пачка печенья;

пирожковый поднос;

поддон против подтеков пива;

персональные подставки;

подстаканники;

поилка для пуделя (пожалуйста, позвольте пуделю поехать на пикник!);

примус;

покрывало, полностью покрывающее площадь поляны;

пледы (против прохлады) и полосатые подстилки;

полотняные полотенца;

подушки (при прохладе: положите подушку, позволяющую принять  приятную позу, пониже, подогните плед под подушку, переключитесь на первую передачу, послушайте пенье птиц и позвольте природе поделиться с посетителями праведным покоем);

портативные приборы на пять персон;

пилюли от поноса или перепуга.

На первом плане в процессе подготовки пикника – предварительное приготовление продуктов. Пожалуй, придется поработать поваром!

Прочитаем правила приготовления пищи для пикника:

перемешайте паштет послойно с перцем;

положите паштет с прослойкой под пресс в погреб вплоть до пятницы;

поросенка подрумянивайте, не пережаривая;

не передерживайте в печи порционные пудинги и пироги;

помойте помидоры (порезать и посолить помидоры получится и на пикнике);

предварительно прокипятите пунш;

положите продукты по порядку, чтобы не пришлось перерывать портфели в поисках помидоров;

процедите полпинты пива, перелейте в пробирку;

поместите почки с подливкой в прохладный погреб.

И последнее: писсуар придется поискать.

Прочь правила – поедем на пикник!

 

Сэр Скряга

Расчетлив, трезв и аккуратен,

Сэр Скряга долларами тряс.

Дремал упрямо у кровати

Из страха продавить матрас.

 

Чтобы провизию не тратить

Сэр Скряга рта не раскрывал,

Чтоб краскою забор не красить,

Забор на бревна разобрал.

 

Сэр дверь держал в мороз открытой

От страха ручку оторвать;

Рубашки разложил в корыте,

Чтоб гардероб не утруждать.

 

Старался обдурить природу –

Не тратя времени, стареть.

Чтоб резко сократить расходы,

Решенье принял – умереть!

 

С-З. Дендистский кодекс – особая система светской саморепрезентации (эссе без претензии, но с размахом)

Дендистский кодекс – особая система светской саморепрезентации.

Сейчас слово «дендизм» стойко ассоциируется с постоянной безупречностью смокинга и эксцентричным эстетством. Составители классических словарей считают, что задача дендизма – блистать своим костюмом, создавая стиль изысканной жизни. Но в основе дендистского кодекса и изысканный вкус, и особая харизма.

Истоки блистательной истории  дендистского кодекса  восходят к поискам собственного стиля и экспериментированию с собственной персоной в середине восемнадцатого столетия. Английский и французский дендизм складывались в особую жизненную философию, сопряженную со светским остроумием, садистическим сарказмом и собственным достоинством.

Социальную базу дендизма составляла не столько аристократия со страстью к солидным расходам на роскошную жизнь, сколько представители среднего класса, стремящиеся к свободе самовыражения. Основой стиля стало не социальное происхождение, а сознание собственной исключительности, совпавшее с эстетикой романтизма   столетия. Развивая аристократический стиль, основатели дендизма не скрывали свое простое происхождение.

Дендистское сообщество составляет существенный слой модернистского жизнетворчества.  Затейливость дендизма часто высмеивалась в  сатирических образах, но, к счастью, диапазон источников, позволяющих изучить закономерности созревания дендистского кодекса, постепенно значительно расширяется. Вспомним родословную дендизма: Стендаль, Бальзак, Марсель Пруст, Гюисманс, Монтескью, де Орсе.  Персонажи дендизма восемнадцатого столетия заложили основу стиля: саркастическая сухость и бесстрастие под маской воспитанности.

Суть дендистского кодекса – закон сохранения выразительных средств, реализующийся в сдержанности высказываний, взаимоотношений, посещений света, в изящной скромности минималистского костюма.

Ставка на роскошь и яркость совершенно недопустимы. Закон вкуса в дендистском стиле – «заметная незаметность» – значимость для своих. Закон стал кодексом для посвященных: костюм по достоинству способны распознать в своем, дендистском, сообществе.  Стремление сделать костюм значимым исключительно для своих предвосхитило ситуацию, сложившуюся при создании универсальных магазинов – доступность стандартизированного костюма при среднем достатке. Базовый силуэт мужского костюма стабилизировался, и сейчас, вслед за дендизмом, символическая нагрузка сместилась на незаметные стилистические пустячки. Достаточными для обозначения социальных различий сделались изящный узел галстука, безупречная чистота сорочки, сочетающиеся с изысканной расслабленностью позы, сбалансированностью жестов и созерцательной  невозмутимостью.

Под натиском дендистского стиля на стыке столетий броские аристократические костюмы, рассчитанные на усиление социальных различий, сдали свои позиции и постепенно вытеснились простым и суровым протестантским костюмом. Последствия произошедшего вытеснения сейчас зафиксированы в строгой эстетике классического костюма. Исчезновение из мужского костюма яркости с претензией на роскошь и броскую красоту способствовало устранению существенных признаков социального расслоения в современном урбанистическом сообществе с развитой сферой услуг и колоссальным числом служащих.

Естественно, истинный дендизм – не столько стиль дизайнерской сорочки и качество костюмного сукна, сколько самодостаточность, спокойствие и бесстрастность, сопоставимые со стоицизмом. За стоическим спокойствием скрывается сопротивление ускоряющемуся индустриальному прогрессу, эстетизированная ностальгия по неспешности и праздности, символически связанной с позой беззаботного аристократа.

Дендистский стиль восемнадцатого столетия базировался на блеске гессенских сапожек, безукоризненной белизне и свежести сорочек, современных стандартах чистоты, изысканности аксессуаров без излишеств и «неземном совершенстве» простоты фасонов костюма.

Усердные поиски стиля, само собой, оставались скрытыми от зрителей.

Собственное достоинство начинается с неукоснительного следования стандартам чистоты. Счета за стирку сорочек составляли существенную часть расходов, а чистоплотность, достигаемая с использованием арсенала косметических средств и специальных приспособлений, становилась источником бесчисленных сплетен. Из–за постоянного стремления к исключительной чистоплотности появился несессер – максимально допустимая уступка обстоятельствам. Дендистский кодекс исключил необходимость использования душистых веществ,  заглушающих запах. Смысловая символика запаха смещается от слишком интенсивного запаха мускуса в сторону легкости и деликатности, ассоциирующимися с розмарином. Невостребованными становятся и пряности.

Стрижка вместо искусственных волос, носившихся десятилетиями (вместе с невычесанными насекомыми) избавляла от зуда и неудобств. Известно, что из–за использования волос скончавшихся на искусственных волосах по стране путешествовала оспа.

В середине следующего столетия исследования Пастера и Листера, вызвавшие бесчисленные дискуссии, сформировали представления о вирусах (незримой грязи) и заложили основы асептики и антисептики.

Встроенное в структуру дендистской эстетики соблюдение чистоты стало рассматриваться как усиление защитных сил организма, а чистота светлых спален стала синонимом здоровья.

Кодекс дендизма распространяется на стиль высказываний. Язвительность афоризмов, наслаждение от безжалостного высмеивания с позиции законодателя вкуса и судьи красоты, рискованные ситуации розыгрышей, «скользящая» осведомленность, демонстрируемая в светской беседе, исключительно современны. Дендистская наглость – искусство, состоящее в сочетании избыточной любезности и скрытого высокомерия. Разящее саркастическое остроумие заставало врасплох все светское сообщество.

Секрет дендизма не в костюме, а в особой стратегии власти над светом, в искусном соединении сухости, остроумного цинизма с безупречным вкусом и способностью вести изящный разговор с собеседником, избегая восторгов. Последователь дендистского стиля всегда переадресовывал светские вопросы о вызвавшем самое сильное восхищение своему слуге:

• Стивенсон, вспомните название озера, восхитившего нас своей живописностью в последней поездке.
• Женевское, сэр, – подсказывал слуга.
• Совершенно справедливо, Стивенсон, – скрывая зевоту, соглашался сэр. – А название сооружения?
• Колизей, сэр, – услужливо сосредотачивался слуга.
• Спасибо, Стивенсон, – сонно отзывался сэр, без особых усилий обозначая свою непричастность к туристическим восторгам.

Лаконизм дендистского слова структурно совпадает с минимализмом дендистских жестов и классифицирующим собеседников острым взглядом.

В дендистские «сезоны» с Рождества до середины августа, завершавшиеся скачками в Аскоте, столичный светский распорядок расписывался строго, оставляя часы для удовольствия и скуки. С середины августа  оставаться в столицах считалось позорным и недопустимым. Аристократия переселялась в свои загородные поместья, остальные старались скрыть отсутствие собственной сельской  недвижимости и устроиться в аристократических поместьях в качестве гостя.

Аристократический статус с финансовой беспечностью существенно усложнял жизнь. Не все последователи дендистского стиля способны позволить себе не знать, сколько стоит качественный  суконный сюртук или стильный галстук.

Столетие спустя пресыщенность роскошью и всяческими удовольствиями трансформировалась в особую прелесть возможности спуститься в самые низы, и весьма изысканное общество стало собираться в сомнительных местах, предоставляющих посетителям простые бифштексы.

Стиль сельских аристократов со спортивными забавами на свежем воздухе внес в дендистскую эстетику естественные неброские расцветки (серый и зеленоватый), классическую английскую шерсть, свободный силуэт костюма и повсеместное распространение спорта. Сэр Чарльз Стоун, изысканный чистюля, строго соблюдавший спортивный кодекс чести, устраивая скачки, следил за честностью ставок, пресекая возможность финансового скандала. Нечестные коммерсанты не допускались и в светские салоны.

Дендизм просочился в высший свет за счет совершенства «эксклюзивизма» – позиции превосходства, способности  высветить особенности своей личности и своего стиля. Дендистский кодекс совершенно исключает скандальность, суетливость, отсутствие дистанции, сомнения в собственном статусе, пристрастие к избитым словосочетаниям и пословицам, форсированные выбросы восторга и ужаса. Марсель Пруст рассматривал светскую естественность и как способность быстро сориентироваться в разных обстоятельствах без постороннего руководства, и как способность чувствовать нюансы Прекрасного, сохраняя бесстрастие.

Своим успехом дендистский стиль обязан самому себе.

В современной России часть среднего класса, избегающая респектабельного консерватизма образа успешного бизнесмена, старательно заимствует дендистский стиль. К сожалению, часто – весьма поверхностно.

 

Инструкция к стеганым стелькам

 

Постоянно стертые ступни препятствуют естественному становлению строения стопы, стимулируют стеноз, стенокардию, стигматизм и столбняк, неэстетичны и часто стремительно стареют.

Устройство представленной стеганой стельки не стихийно, а естественно. Стеганая стелька представляет конструкцию из множества частей со стержнем. Сталебетонный остов стельки с тремя стыками, по старинке обструганный стальной стамеской, выстроен по строгому социалистическому стандарту.

Стереометрическая конструкция стеганой стельки устроит старшеклассников, студентов, застенчивых стажеров, степенных старослужащих, страстных артистов, усталых статистов, строптивых постановщиков, юмористов, станкостроителей, бесстрашных стюардесс, стремящихся к странствиям в стратосфере,  стройных стриптизеров и умственно отсталых.

Сто стипендиатов участвовали в экстремальном стаптывании стеганой стельки. Стелька не стопталась и осталась стерильной!

Встаньте со стула, подставьте стремянку, достаньте со стеллажа старые стоптанные стельки, старомодно стягивающие стопу, и расставьте у стены в строгом соответствии со степенью истирания. Пристройте старомодные стельки старорежимной старушке.

Поставьте стеганые стельки, отстроченные старательными стегальщиками строчкой с трех сторон, на место старых. Наступите на стопу и почувствуйте, почувствуйте стопой стельку!

Стоимость стеганой стельки несопоставима с удобством. По стоимости стельки доступны и студентам в стесненных обстоятельствах.

Стеганые стельки застрахованы от истирания.

Текст инструкции к стельке выставлен на стенде под стеклом, а стельки представлены на стойке у стола за столбом.

Представительным старушкам предоставляются стельки «Сто верст» со стилизацией под старину. Стилистика стелек «Сто верст» стимулирует стихосложение.

Для столичных стоматологов представляем стеганые стельки со стразами, для быстроногих иностранных строителей со стройплощадки – стельки со встроенными стропилами, для стеснительных инструменталистов-струнников – стельки с шестью струнами.

Отставьте в сторону стереотипы!

Стеганая стелька со сталебетонным остовом стоит на страже стиля!

Стеганые стельки – постоянно прелестное настроение!

Почувствуйте удобство и постарайтесь не стареть!

 

Струсили? Стыдно!!!

 

 Тридцать строк со страницы трагического трактата о театре

 

Театр устроен традиционно, по трафарету.

Триединая театральная триада: труппа, устроитель театра (антрепренер) и …трагедия.

Театр трогательно трансформирует трагедии в трагикомические трактовки, а страхи, тревоги, страсти, трепет, треволнения, театральные травмы, утраты и трения в труппе традиционно не демонстрируются.

У травести из антрепризы  обострение трахеита и ветрянка, но устроитель театра, нетрезвый троглодит, с трибуны требует от актрисы триумфа в трехактной трагедии. За трешку. За труд актрисы – трешку!

«Не устраивает трешка?»- тряся тростью, устрашающе тарахтит антрепренер. Актриса в тревоге, а устроитель – триумфатор на троне. Театральная трагедия…

А транжирство?

Транжирство устроителей театра затрудняет труд труппы, атрофируя антрепризу.

В инструментальной труппе утрачены три тромбона и тринадцать труб!!!

Потрясенные утратой трудяги-трубадуры – в трауре.

Труженики-трубачи с трудом трудоустраиваются в трубочисты, а у трутня устроителя театра, трусливо подтрунивающего над трубачами, – иностранные трикотажные трусы со стрелками и тройня от актрисы-ветреницы.

На тринадцать актрис антрепризы – три ватрушки, а у антрепренера с утра на завтрак антрекоты с потрошками и трюфели на трюмо.

Потрепавшись в антракте, актрисы-страдалицы втроем трепещут от демонстративной обструкции антрепренера, настрадавшегося в вытрезвителе без традиционных утренних трюфелей.

Театр… Труппа трудится, а потребности антрепренера утраиваются!

 

Фестиваль в феврале.

 

Февраль. На фестивале в филиале филармонии на периферии Филадельфии – фрагмент «Фальстафа». Фестиваль финансируется из офиса префектуры. На фронтальном фронтоне фасада филармонии зафиксирована афиша, оформленная под офорт.

На фаготисте не фрак, а фиолетовая фуфайка и фартук фантастического фасона из креп-фая. На флейтистке по фамилии Ферула фрак с фактурными гофрированными фестонами. Фагот фамильярно флиртует с фестончатой флейтой, форсируя финал флирта фунтом фасованного фундука и фисташек, но филигранная фигурка и эффектный профиль флейтистки фигурируют и в фантазиях фанфариста.

Фактически, конфронтация фанфар и фагота сформировалась в конфликте из-за графика. Фанфары фривольно информируют флейту о кофе five-o-clock из французской кофеварки с конфитюром и фужером «Фанты».

Флейта флиртует и с фанфарами и с фаготом формально. Фагот в феноменальной физической форме, но не в фаворе у флейты. И фанфары – не фавориты.  Флиртуя, фагот фальшивит на «фа».

В фешенебельном фойе с фикусами, физалисами и фиктивными факелами – фейерверк. В буфете филармонии – фрукты на фарфоре, конфеты в фаянсовых конфетницах, фазаны, нафаршированные фенхелем и трюфелями, вафли, формшмак, финская форель в фольге, фрикасе из фритюрницы и графин с «Фантой». Фрикадельки с шафраном сформованы шеф-поваром в сферы.

По анфиладе фойе фланирует фельдшер с флегматичной фельдшерицей. На фельдшере фирменный фланелевый френч. Фельдшер фотографирует фундаментальную, но бесформенную фигуру флегматичной фельдшерицы цифровым фотоаппаратом на фоне фикусов и фиалок для реферата по фотофакультативу. Фигура фельдшерицы не фотогенична, но фельдшер – фанат из фотокружка.

На фоне фортепианного фортиссимо фагот, не афиширующий финансовых афер и блефующий профессионализмом,  фонтанирует афоризмами, а фанфары рифмуют дифирамбы в строфы.

Фундук? Кофе? Рефликсирующая  флейтистка по фамилии Ферула в фетровых туфлях  и фильдеперсовых гольфах профилактически конфузится от флюидов франта-фагота и фантазера-фанфариста.

Фестиваль в Филадельфии финиширует финалом «Фальстафа». Под «фанеру».

 

201 «ф»

 

  Хан

Бухара эпохи Хрущева.

Хмуро ухмыляясь, хлипкий хан в ветхом махровом халате хаки с бахромой и хлястиком по-хозяйски прохаживается по кухне, холлу и прихожей, захламленной барахлом. Хан глуховат, хромает и хронически хворает. Махровый халат хана прохудился. Бухарский хан характеризуется ханжеством, крохоборством и хвастливостью, хотя характер хана не хуже  характера хироманта – обходительного хапуги, прохвоста и подхалима (подходящий для хиромантии характер).

• Хирургия – химера, – расхваливая хиромантию, хает хирургию хитрец-хиромант, входя в кухню хана.
• Ух, хитрый хитрюга, – вслух хихикает хан.
• Не хитрый, а хитроумный, – хлопочет хиромант.

Характерно, что хирург не вхож к хану, у хана нахлебник – находчивый хиромант.

Хобби хана – хвастовство и бахвальство. Хан – хороший хвастун, но плохой и бесхарактерный хозяин. Хозяйство хана – двухакровый хлопчатник с хлопководами и бахча. Хан неохотно хлопочет, охладев к хозяйству. Холопы на плохих харчах хитрят и халтурят.

Хорохорясь, хан расхваливает хлопчатобумажные холсты и хихикает: «Хозяйство – хороший хомут для ханши!».

Хлопок хранится в неохраняемом холодном хранилище, а в хлопке, похрюкивая, храпят расхитители хлопка – хомяки.

Хлопок хорошеет, но доходы не хороши, а хану хочется хлебать не харчо с буханкой хлеба, холодной хамсой и  хреном всухомятку, а халву с халой, хурмой и хачапури.

Хозяйка – двухметровая в обхвате ханша, пахнущая духами с хвойным запахом, с ухватом и хворостиной. Ханша хочет схватить за ухо хамоватого хохлатого хлопца, подхалтуривающего в хозяйстве хана и ханши.  Хан с ухмылкой нахваливает хватку ханши, а нахальный хлопец, хлюпая,  хнычет и всхлипывает.

Хан подхватывает халат и ходит по холлу расхлябанной походкой, характерной для захмелевших.

Под хохот и хохмы хлопкоробов, ухвативших хронику схватки хлопца и ханши, хлопец храбрится.

«Хулиганье! Нахал!», – прихватывая хлопца за хохолок и распихивая хохочущих хлопкоробов, хрипит ханша, вдохновленная похвалой хворого хана.

Хлопкоробы хрипнут от хохота.

В хохолке хлопца – блоха. Блоха чихает.

• Ох! – охает ханша, но исхитряется схватить блоху за хвост и прихлопнуть.
• Ах! – ахает хан, кряхтит и вздыхает.

Впопыхах ханша отпихивает и хворого хана и вспархивает на хлопца. Хлопец спихивает хозяйку, но хозяйка залихватски хватается за хохолок. Вихляя хохолком, хлопец хохочет.

Ханша верхом на хлопце, размахивая ухватом,  охотно верховодит хлопкоробами. Кухня и холл хана охвачены грохотом и хаосом.

Хан не восхищается ханшой. Анархия хлопководов-архаровцев и выходки ханши  не в духе хана.

• Ух, ухажер- холостячок, – потихоньку расходится ханша, ухитряясь на ухабах похлопывать хлопца по хохолку.
• Хм… Неслыханно! Приехали к матриархату, – задыхаясь от ехидства, насмехается хитрый хиромант.

Охаяв и хирургию и ханшу, хиромант уходит.

Хан хмурится и отхлебывает херес.

Худосочному хлопцу не стряхнуть двухтонную ханшу. Хныча, хлопец затихает и нехотя похищает холеную хозяйку.

Хану расхотелось халвы и  захотелось  тихого всхрапывания в прохладе на тахте в выходные.

 

Плохо хану в Бухаре на исходе эпохи Хрущева. Хорошо колхозникам в колхозах.

 

Happy end.

 

345 «х»

 

Рецепт царской пиццы «Герцог Лжецкий»(из коллекции рецептов доцента Цыпкина*).

 

На  15 (пятнадцать) центнеров пиццы:

• 30 (тридцать) яиц
• целая луковица
• кострец курицы, цыпленка или цесарки
• по унции корицы, перца, горчицы
• цедра цитрусовых
• цикорий (целиком)
• целлофан (для облицовки)
• гусятница

 

Процедить 11 % (одиннадцатипроцентный) концентрат из яиц, классифицируя яйца по консистенции.

Пинцетом подцепить кожицу цикория и цедру.

Глянцевым циркулем грациозно процарапать границы пиццы (конфигурацию).

Кульминация – воцарение в центре пиццы композиции из цукатов, разноцветных цветков настурции и селекционной глицинии.

 

Концовка рецепта (цитата из коллекции доцента):

 

Специализироваться по специальности «продавец пиццы» целесообразно в лицеях центральной Франции. Дисциплинированные продавцы марципанов и мацы, циркачи и молочницы целенаправленно переквалифицируются в «продавцов пиццы на мотоцикле».

В Швеции на церемонии коронации и презентациях официальные лица лицезреют пиццу с лакрицей, а циничные герцоги и офицеры созерцают пиццу с клецками из рубца овцы.

Пицца – не панацея, но в лечебницах Цюриха (Швейцария) целебной пиццей исцеляют цингу, цистит и целлюлит.

Немуниципальные пиццерии в центре Цюриха национализируются муниципалитетом.

Итальянцы ценят пиццу с моцареллой и лицензионным «Цинандали». Ценность образцовой цюрихской пиццы в целостности. При разнице в цене цейлонской и цюрихской пиццы  в двадцать центов (по ценнику) цейлонская пицца «Цунами» с цианистым кальцием олицетворяет рационализм цейлонцев.

 

*-рецензент Цеселия Циркулярская

 

150 (при цц=ц)

 

Очерк про «Ч», начертанный нечетким почерком.

 

Чирикание чибиса,  решетчатые отпечатки солнечных лучей на уличной брусчатке – чудесный вечер для беспечного чаепития на чистом частном речном причале.  Чарующе звучит чарльстон.. Заманчивая мечта обычного человека!

На полученные в четверг чаевые четвертый час чаевничают начальник причала, нарочито выпячивающий начальственный чин, чопорный, но чадолюбивый чаевод Чудиков (в облегченной чалме) с очаровательным, но чахлым чесоточным чадом Сенечкой. На очаровательном Сенечке клетчатый чепец и бесчисленное количество чернильных точек на предплечье. (Чудиковский ребеночек  – отличник, увлеченно читающий по вечерам «Жучку» Чехова).

По нечетным четвергам чаевых достаточно, и к чаю обеспечены песочное печенье, вечернее молочко в сливочнике, выпечка с яблочно-брусничной начинкой, алыча, черешня в величественной чаше и, конечно, кулечек с отличными очищенными семечками. Начальник причала предпочитает копченую чавычу с моченым яблочком,  репчатым лучком и чесноком.

Сенечка чрезвычайно часто чавкает толченым печеньем с черносливом и клянчит пшеничные чипсы с яичной начинкой. Чаевод Чудиков причмокивает чуть-чуть. В причудливом черном чайнике случайно встречаются мельчайшие чаинки чапыжника. Чудиков, очарованный печальным причитанием чаек, черпает чеканной чаркой из начищенного чана крепчайший чай и неприлично смачно чихает. Вечер ничем не подпорчен.

• Черешня с червоточиной, – придирчиво подмечает в начале чаепития начальник причала.
• Черешня с червоточиной и печенье черствое, – удрученно шепчет настойчиво чавкающий Сенечка.

В начале очередного часа Чудиков отчетливо почувствовал толчок в причал. Отчетливый толчок чутко почувствовали и чувствительные части  чада Чудикова, и чопорного начальника.

От причала обречено отчаливает значительная часть…

• Чего-то отчекрыжилось от причала, – замечает Чудиков и задумчиво мочит кусочек песочного печенья в чашке с чаем.
• Челн чебурахнулся о причал, – участливо отвечает Чудикову очаровательное чесоточное чадо.
• Толчок чисто случаен! – отчаянно кричит с челна невзрачный человек в очках.
• Чего? Чего? – нарочито чопорно кричит невзрачному очкарику чаевод Чудиков.
• Чисто случайно!!! Качка! Нечаянная встреча челна с причалом! – печально причитает очкарик и начинает нервничать.
• Челн? Зачем? Почему? – включается чванливый начальник частного причала, причмокивая чай из чайной чашки с утонченной ручкой.
• Нечаянно! Нечаянно! – четко отвечает человек с челна, начиная чувствовать небеспричинное разочарование.
• Чертовщина! Чей челн? Зачем причалил? – начинает вычитывать очкарика начальник.
• Почтальон Качкин. Случайно учуял черемуховый чай с алычой и семечками и причалил. Необычайно хочется чаю, – уклончиво, но подчеркнуто почтительно отчитывается очкарик, учитывая чин начальника причала. (Иначе ничего не получишь.)

Находчивость – замечательная человеческая черта.

Честолюбивый, но доверчивый начальник чрезвычайно беспечно переключается с отчитывания находчивого очкарика и замечает: «На частном причале обычно лучший чай. Не чета лодочному чину! Причаливай, челнок!».

Примечательно, что начальники (причалов) частенько заносчивы. Печально, но привычно…

Промчался час…

Челн пессимистично покачивается у очень незначительной части чудом неутраченного причала. Нечеткие очертания отчекрыжившейся части частного причала навечно исчезают в речке, чем, очевидно, не очень огорчены чванливый начальник,  Чудиков и Сенечка, чахлое чадо чопорного чаевода.

Причал – не червоточина в черешне. Причал – чушь, чепуха, недостаточная причина для чьей-то печали. Починим! А чай…

Чаепитие на четверых получается чудесным при чередовании черемухового чая с черничным.

…Четыре чайные чашки… Початая чекушка…

Наручные часы  участников чаепития отчетливо отчеканили полночный час. Чаепитие чинно и благополучно окончено. Чудный, удачный вечер, чуть не испорченный.

 

P.S. Незначительное уточнение: через четверг, четвертого числа, причал частично, но качественно починили. Ворчун-начальник по вечерам часто мечтает о чем-то романтическом и, разгорячившись, разучивает частушки. Чаевод Чудиков удачно перекочевал из чаеводов в чаеведы.  Сенечку окончательно вылечили от хронической чесотки в частной психиатрической лечебнице. Мальчик почти дочитал «Жучку». Челн обесточен и опечатан. Невзрачный очкарик с челна обучается в речном училище. Заочно.

Отпечатано собственноручно.

 

Ш-Ж. Шарль, Шарлотта и Жорж

 

Шарль Шафгаузен – швейцарец, живущий в Женеве. Жена Шарля Шарлотта, шатенка в  шлепанцах с жемчужинами, шелковых шортах с шитьем и шнуровкой, шитых в Штуттгарте, шелестит журналом «Жизнь» в шезлонге за ширмой под шифоновым шатром у штакетника. Шарль у шатра жарит в жаровне шампиньоны на шампурах к вчерашней шарлотке, шницелям и свежим шпротам. Шампиньоны Шарля – желанный шедевр к ужину.

На Шарле –  оранжевый жаккардовый жилет, на шее –  желтый шелковый шарф за шесть шиллингов.

Жарко. Душно.

     Шурин Шарля, широкоплечий, шепелявый Жорж, бывший штангист, шествует в шикарных штиблетах к Шарлотте и Шарлю на ужин. Без предупреждения. Жорж жует жвачку и вышагивает широким шагом, а за шурином шаркает шавка-шпиц, на каждом шагу шарахаясь от шороха. На шпице – мешковатые шерстяные штанишки. На широких штанинах штапельных шаровар шурина со штрипками – швейцарский шагомер.

Женясь на Шарлотте Штрель, Шарль Шафгаузен не ожидал, что шурин Жорж окажется шельмоватым шулером, пошляком, жадиной и шантажистом. Шарль даже жаловался на пошлые шутки Жоржа в жандармерию,  но жандарм лишь пожалел Шарля. Жорж швыряет шиллингами как шелухой, а жалование Шарля ничтожно. У Жоржа шесть шхун и швертбот, а у Шарля лишь шлюпка.

Над жасмином жалобно жужжит шмель, в шалфей шлепнулся жалоносный шершень. За шпалерой шиповника живописно желтеет пшеница.

В ближайшем кафешантане шумный аншлаг у шарманщика в широкополой шляпе и шансонетки с жалейкой.

Каждый швейцарец в душе – шаловливый шалун, но не шалопай. Чужеземцы жутко ошибаются,  подшучивая над шаблонным мышлением швейцарцев. Мышление швейцарцев не шаблонно.

Шарлотта и Жорж ждут шампиньонов. Жорж под шумок шушукается с Шарлоттой  и, шутя,  нежно пошлепывает шпица.

Жорж – шкипер со стажем. Жаргон, жесты и шутки Жоржа шокируют Шарля.

При жарке шампиньонов  Шарль обжегся, но Шарлотта и Жорж не жалеют Шарля. Шампиньоны и шницели поджарились. Жульен со шкварками и штоф со швепсом – завершающий штрих.

Важно шевеля натруженными желваками, Жорж жует шницель и живо жестикулирует. Шарлотта жеманно лижет швейцарский шоколад.

• Жарко, – шепеляво жалуется шурин и ждет еще штоф со швепсом. Шарлотта шутя швыряет в жабо Жоржа шкварку.

Живительная жидкость из штофа прожурчала в желудок Жоржа.

• А жаркое? Не жадничай, Шарль! – уже шатаясь, шумит Жорж. Шарлотта шутя швыряет в Шарля жеваный шницель.

Как и ждал Шарль, ужин завершается пошлыми шутками Жоржа.

«Пришел и пошалил», – жизнерадостно рассуждает Жорж, вышагивая с шагомером и шаркающим шпицем.

«Нашкодил и ушел, шейх шелудивый»,- шипит Шарль, шинкуя шпинат.

Шарлотта, ужаленная жужжелицей, визжит за ширмой. Шарль мажет ужаленный живот жены женьшенем, но Шарлотта продолжает журить Шарля за ожирение Жоржа.

Кажется, что Шарль – жертва, а Жорж – жестокий и бездушный живчик, жирующий и прожигающий жизнь.

Но и Жорж – тоже жертва. У Жоржа желтуха, а в душе живет безжалостная Саша из Жмеринки, идущая по шоссе Жмеринка-Швейцария с мешком сушек.

 

Экстрим

Экзотический экипаж экстремальной экскурсионной экспресс-экспедиции к экватору на электричке: эстет Эрнест, эгоист Эдуард и эрудит Эврипид.

Экзальтированный эстет экипирован экстравагантно и эклектично. Экстерьер Эрнеста экстраординарен. На эстете элегантные эполеты с эдельвейсом – этикеткой, эмблемой эстетства.

Эгоист Эдуард эмигрировал из Эквадора – эпицентра эпидемии эпилептической экземы. Эстет в эйфории, а эгоист эмоционален и энергичен.

Эгоизм Эдуарда эпизодически эквивалентен эгоцентризму.

У эрудита – эскизы, экземпляр эстонской энциклопедии с эпиграфом, электролампа Эдисона и электропечь.

Для эгоиста экстремальная экскурсионная экспедиция к экватору – это экзекуция; для эстета – это экспромт и эпатаж; для эрудита – это эпистолярный эксперимент по экологии. Эстет и эгоист эксплуатируют эрудицию Эврипида.

Эрудит экономно экспериментирует в эмалированной электропечи с эклерами, эликсиром эстрагона, эссенцией эвкалипта и элем.

– Эй,  экономь эль! – экспрессивно эстетствует Эрнест.

– Эй! Экономь эль и электричество! – эхом экспонируется эгоист.

(Эгоист экзаменован по этикету экстерном).

Эрудит с энтузиазмом эволюционирует в экспериментах.

На эластичном экспедиционном экране – экранизация элементарных экспрессионистских эффектов.

От экспериментов Эврипида с электрошнуром электропечи экран наэлектризовался. После экспертизы электромонтера экскурсионная экспедиция экстренно эвакуируется с электрички.

– Это неэтично! – эпатирован эстет…

 

33 “э”